Редкий человек из Санкт-Петербурга
В самом сердце Санкт-Петербурга у подножия эрмитажных атлантов на Миллионной улице располагается уникальное место, куда попав однажды, ты не останешься прежним человеком. Гуляя по городу, мало, кто заметит цокольный этаж издательства «Редкая книга из Санкт-Петербурга», а ведь за его стенами творится магия, рождаются произведения искусства, которые поражают посетителей музеев многих стран мира и радуют коллекционеров. В эпоху, когда все кричат о цифровизации и искусственном интеллекте, большое счастье осознавать, что есть человек, который, однажды поверив в свою мечту, подарил ее многим, ведь полюбоваться и посмотреть на редкие издания, узнать больше о печатном деле, в прямом смысле потрогать антикрварные печатные станки, познать особенности ручного набора текста, может теперь практически каждый, не дожидаясь выставок в Эрмитаже, а просто записавшись на экскурсию. Отца-основателя и идейного вдохновителя «Редкой книги из Санкт-Петербурга», Петра Геннадьевича Суспицына, застать в Петербурге не так просто, тем ценнее наша встреча и разговор, которым я с большим удовольствием хочу с вами поделиться.
Пётр Геннадьевич, хотела бы начать с того, что объединяет Ваше издательство и место, с которым связана моя жизнь. В 2018 году в СПбГУ проводилась выставка работ художника-графика Сергея Швембергера, с которым вы сотрудничали не один год. Он являлся также преподавателем нашего университета. Скажите, есть ли у вас еще какие-то проекты с СПбГУ?
Мы большие друзья с Иваном Ураловым (прим. Иван Григорьевич Уралов — российский художник-монументалист, профессор Санкт-Петербургской Академии Художеств им. И. Репина, Заслуженный художник РФ), который является профессором факультета Искусств СПбГУ. На этом же факультете преподавал, к сожалению, ныне покойный Сергей Швембергер. Возникла идея и мы с радостью ее реализовали, выставив в Здании Двенадцати Коллегий книги, над которыми вместе работали. Я помню первый проект, книгу «Сонеты» У. Шекспира на английском языке в орфографии шекспировского времени. Это была серьезная трудоемкая работа с большим количеством гравюр. Гравюры резались на самшите – дереве, которое имеет твердость металла. Сергей виртуозно владел этой техникой, блестяще справившись с этой трудной задачей. Вторая книга – «Антигона» Софокла на древнегреческом языке, а третья – «Оды» Горация на латыни. Был еще четвертый проект – «История Троянской войны» в отрывках античных авторов, и пятая книга, так скажем, закольцевала, композицию, ведь снова это был Шекспир и одна из его самых знаменитых пьес – «Гамлет». Было сделано порядка 80 гравюр на дереве и работа над последней книгой длилась 6 лет. Мы сделали выставку в СПбГУ, так как Сергей Швембергер там преподавал, но сейчас сложно сказать, будут ли еще какие-то проекты, но мы открыты предложениям и идеям.
Не секрет, что Вы выпускаете не просто книги, а арт-объекты.
Именно так. И, кстати, один из коллекционеров наших изданий сказал, что применительно к ним нельзя использовать слово «тираж», скорее «авторские повторы». Каждая книга ведь сделана вручную.
Вы говорите в своих интервью, что все начинается с темы, идеи, которая, прежде всего, Вам интересна.
Да, это же, как в театре. Я люблю приводить такую аналогию. У нас издательство, как театр: мы берем сценарий, либретто и режиссер начинает постановку.
Но есть же еще заказы, подносные подарки. Остается ли место для Вашего личного творчества?
Книги, конечно, рождаются по-разному, но в основе есть принцип: если то, что нас просят сделать, не противоречит эстетическим и другим принципам издательства, то мы с удовольствием беремся за работу. Первый такой заказ был от Романа Абрамовича – «Сага об Исландцах» в количестве 10 экземпляров. Я пригласил художников проиллюстрировать четыре самые известные саги. Не могу не выразить признательность за помощь Борису Сергеевичу Жарову (прим. российский филолог-скандинавист, преподаватель кафедры скандинавской и нидерландской филологии СПбГУ, доцент, к.ф.н., автор учебников, словарей и пособий по датскому языку), котрый выступил нашим научным руководителем. Тема же особенная, данная литература не относится к популярной и изученной. Тем более удивительным было узнать о том, у кого именно исландский эпос вызвал интерес. Я собрал команду, выбрал четырех художников, которые и проиллюстрировали четыре выбранные саги. Каждый сделал по 10 офортов и получился настоящий шедевр, который выставлялся в Эрмитаже в 2004 году. Вот это был наш первый заказ.
Иллюстрации к книгам делают выдающиеся художники с мировыми именами. Хотелось бы о них с Вами поговорить.
Здесь не могу, конечно, не вспомнить работу над довольно противоречивым для меня заказом «Тридцать шесть китайских стратагем» (Канон древнекитайского военного искусства). Это был грандиозный проект, в который были вовлечены 11 художников, несколько калиграфов, включая китайских. Все специалисты высочайшего уровня. Впечатляет и дизайн переплета (прим. на обложке книги размещена бронзовая пластина с изображениями лиц воинов Терракотовой армии, которые, как известно, не повторяются), материалы, которые были использваны в переплете. Я специально летал в Пекин, чтобы купить шелк в магазине, которому 600 лет, именно там зарождались традиции китайского шелка. Удивительные ощущения, когда ты приходишь в магазин, которому 600 лет, приехав из города, которому 300.
Не обидно ли художникам, не задевает ли их ego то, что они кропотливо работают над иллюстрациями, которые, возможно, не будут выставляться в музеях, а любоваться ими будут только заказчик или узкий круг лиц? И вообще художников приходится уговаривать?
Наверное, сложно это представить, но все мастера не просто откликаются, но иногда я сам не могу принять все предложения, которые мне поступают. Очень многие художники готовы работать бесплатно, лишь бы получить опыт создания чего-то в нашем издательстве. Когда я говорил о том, как рождаются идеи книг, то не упомянул о том, что нередко отталкиваюсь от творчества какого-то конкретного художника, которое меня увлекает. Мы вместе обсуждаем темы, которые нас волнуют, выбираем материал и уже потом начинается работа.
Не могу не восхититься Яном Лельчуком, который создал истинные графические шедевры к поэме Твардовского «Василий Тёркин», Юрием Люкшиным, работавшим в уникальной технике над «Словом о полку Игореве».
Да, «Тёркин» был моей идеей. Когда Ян Лельчук показал свои работы в карандаше, которые вы видели при входе в издательство, у меня, глядя на них, непроизвольно вырвалось: «Ну Василий Тёркин!» Я предложил сделать книгу к 75-летию Победы и он живо откликнулся на идею, так как тема ему самому очень близка, ведь Ян Лельчук является членом Военно-Исторического общества, реконструктором, знатоком этого периода в истории России (прим. на Первом канале вышел репортаж, где Пётр Геннадьевич демонстрирует экземпляр «Василия Тёркина» и объясняет, в чем состоит его уникальность https://www.youtube.com/watch?v=Zi6nAi085N8). Особенность именно этого издания состоит в том, что каждый экземпляр мы делаем, как последний. Мы не знаем, сколько еще артефактов военного времени, которые участвуют в оформлении книги, мы сможем найти, так как это всё уникальные исторические музейные ценности.
Я не буду спрашивать Вас о любимом художнике, так как это будет вопрос из разряда: «Кого ты любишь больше, маму или папу?», но хочу узнать, есть ли у Вас любимая техника? Какая наиболее радует глаз? Может, быть меццо-тинто, или сухая игла?
Меня еще любят спрашивать, какая книга моя любимая. Техника может быть совершенно любая, в каждой есть свои обаяние, красота и неповторимость. Важно, как это сделано. Когда ты видишь иллюстрацию, открыв книгу, первой реакцией должно быть «Ах!», а не что это за техника. Важно, задевает тебя увиденное, или не очень. Все техники наших книг – авторские и очень разные: от гравюры на дереве и рисунков до акватинты и монотипии. Есть еще смешанные техники, как, например, у уже упомянутого Юрия Люкшина – офорт с акварелью. Кстати, книга «Слово о полку Игореве» — рекордсмен по срокам изготовления. Мы ее делали 16 лет. Я помню, как появлась идея, потом через какое-то время, волею судеб оказавшись на даче у Д.С. Лихачева в 1996 году, я обсудил ее с ним и он сказал, что для издания нужно брать только перевод Николая Заболоцкого. Я считаю, что именно тогда работа и началась.
Надо еще сказать отедельно, что это рукописная книга.
Да, это была первая калиграфически выполненная книга моего издательства. Очень долго я искал калиграфа и художника. Судьба нас всех свела. Юрий Люкшин сделал целую серию работ к «Слову»: и графических, и живописных. И вот представьте: разговор с Лихачевым был в 1996 году, а первый экземпляр книги вышел в 2012 году
Над созданием такого рода книг трудятся представлители редких профессий. Есть ли у Вас понимание того, как организовать обучение наборщиков, переплетчиков, калиграфов?
Я бы с удовольствием открыл школу наборного, переплетного искусства, типографики. Это обязательно нужно делать нашему государству. Если бы появилась господдержка и дотации для такого важного начинания, то я с радостью бы занялся этим вопросом.
Современное поколение, рожденное в нулевых и позднее, не любит ждать, не хочет долгого пути к результату, поэтому клиповое мышление, гаджеты, новые ритмы не оставляют возможности для рефлексии. Ваши книги – это медитация
Молитва, я бы сказал
Да, именно. Это возможность остановиться и погрузиться в магию. Один журналист вашу деятельность назвал «донкихотством», а ведь так оно и есть. Коль скоро берешься за подобное дело, то нужно верить в идею и ее успех абсолютно, без всяких «но». Скажите, что вдохновляет Вас и что может вдохновить поколение Kindle?
Эволюция неизбежна, темпам жизни и переменам невозможно противостоять. Это уже как снег и ветер. Ну что ты можешь против них? Не можешь противостоять? Возглавь! Мое «донкихотство» еще заключается в том, чтобы делать то, что дóлжно и будь, что будет. Это мой путь, я никому его не навязываю и не пропагандирую. Если люди обращаются ко мне с горящими глазами, как у вас, например, то мне это очень приятно. Кто попадает сюда, тот выходит отсюда другим человеком. Я много раз видел слёзы на глазах у людей во время экскурсии. Это невероятно трогает и меня самого меняет. Вот оно, состояние катарсиса в чистом виде, это и есть смысл и цель искусства.
Эффект Стендаля здесь точно может произойти.
Я готов популяризировать это, но не быть пропагандистом. Мы недавно выиграли грант от Президентского фонда культурных инициатив и реализуем проект «Академия Редкой книги», который позволяет познакомиться с искусством редкой книги, процессом ее создания через лекции, мастер-классы на тему редких книжных ремесел http://www.rarebook-spb.ru/academy. Моей давней мечтой было открыть двери и показать заинтересованным людям то, что мы делаем. Насильно я не пытаюсь никого ни к чему склонить, но грант помогает в популяризации дела моей жизни.
У вас был ряд выставок в Эрмитаже. Понятно, что месторасположение «Редкой книги из Санкт-Петербурга» просто обязывает к дружбе с одним из главных музеев мира, но все же не расскажете, что для Вас и для издательства эта связь с Эрмитажем?
Эрмитаж – это, как А.С. Пушкин. Наше всё. Эрмитаж много мне помог. Может, и живы мы, благодаря Эрмитажу. Он питает нас на каком-то квантовом уровне. Мы являемся партнером музея где-то с начала 90-х, когда я впервые обратился к Михаилу Борисовичу с желанием показать, что делает издательство. Он остался в полном восторге и сам предложил сделать выставку книг в Эрмитаже. С тех пор появилась традиция делать выставки регулярно.
Откройте секрет, какая будет выставка в мае следующего года?
Выставка тех книг, которые не выставлялись в Эрмитаже никогда. Книги, созданные в период с 2012 года до сегодняшнего дня.
Кто придет в гости к вам в издательство, тот не сможет не обратить внимание на Ваш рабочий стол. И поражает факт того, что Ваш кабинет открыт для посторонних глаз. Такое ощущение, что нигде нет закрытых дверей. Такая открытость большая редкость и она невероятно подкупает. Так вот на Вашем столе большое количество разных интересных предметов, артефактов. Сложно, наверное, выделить, что является наиболее ценным, но не могли бы Вы рассказать, что значит для Вас атмосфера, которую Вы создали, благодаря вещам, которые далеко не все относятся к книгопечатанию?
Ох, ну это тема отдельного разговора. Это мой реликварий, своего рода фетишизм. В свое время я увлекался перстнями, кольцами, инталиями, геммами, нумизматикой. Иногда мне что-то дарят. Например, замечательный наш шумеролог, Вероника Константиновна Афанасьева, из экспедиции в Ирак привезла мне в 2000 году глиняные «гвозди», то есть не гвозди, а скрепы, которые в храмах играли роль соединительных элементов конструкции. Вероника Константиновна прямо в пустыне, в песке находила шумерские археологические артефакты. Что-то ей удалось привезти, и это случилось очень своевременно, потому что в 2001 году в Эрмитаже мы открывали выставку «Они мне сказали, а я повторяю. Семь заклинаний, молитв и обрядовых песен из поэзии Шумера и Вавилона». Владимир Цивин (прим. скульптор-керамист, обладатель множества наград и премий в области скульптурной керамики) сделал глиняную книгу, точнее глиняные таблички и мы выставили их вместе с оригинальными табличками Шумера и Вавилона. Получился такой мост в 6 тысяч лет (III тысячелетие до нашей эры и III тысячелетие нашей эры). К тому же был миллениум, на который мы тоже хотели откликнуться.
То, о чём Вы рассказываете, кажется невероятным. В финале нашей беседы, если позволите, несколько блиц вопросов.
Что Вы сейчас читаете?
Я только что закончил читать последнюю книгу замечательного Евгения Водолазкина «Чагин». Наряду с «Лавром», «Оправданием острова» мне эта книга очень понравилась. Он бывал здесь, кстати, мы даже сделали проект и это была книга, вышедшая всего в одном экземпляре.
Какое место в Петербурге Вас заряжает энергией?
Эрмитаж и… природа. Я уезжаю в лес и так отдыхаю. Но Париж, к примеру, меня тоже радует.
Коллекционируете ли Вы сами что-то?
Нет. Не хватает времени, а может быть, страсти. Вся моя энергия уходит на работу над книгами и с книгами. Случаются короткие увлечения. Вы, наверное, обратили внимание, что здесь у меня есть серия графических и живописных работ с изображением Зимней канавки. Меня этот вид очень привлекает и я не заметил, как стал собирать работы именно с этим видом.
Не могли бы Вы назвать одну, или несколько книг, которые Вас изменили?
Какой вопрос… Книга Николая Рериха «Агни-йога», пожалуй. Это даже не книга, а синкретическое религиозно-философское учение.
Если бы Вы могли посоветовать себе, 20-летнему, прочиитать какую-то книгу, которая была бы очень полезна в будущем. Что бы это была за книга?
Сейчас, сегодня я бы порекомендовал прочитать Евгения Водолазкина. Обязательно. В частности, его первый роман, «Лавр», и «Чагина», конечно, который вышел совсем недавно. Эти книги на меня самого очень повлияли.
Благодарю Вас, Пётр Геннадьевич, за Ваш ежедневный труд, за увлеченность и любовь к тому, что Вы делаете. Очень хочется, чтобы к искусству издания редкой книги прикоснулось как можно больше людей. Я желаю процветания и новых творческих успехов издательству и всей прекрасной команде профессионалов, ведь «общение с книгой», как отмечал уже упомянутый в контексте нашего интервью А.Т. Твардовский, — это «высшая и незаменимая форма интеллектуального развития».
Выражаю особую благодарность сотруднику издательства, куратору проекта «Академия Редкой книги» Дарье Лаврентьевой в организации интервью.
фото: А. Дудкина