Выставка «Возвращение. Николай Иванович Фешин и Степан Дмитриевич Эрьзя», которая с успехом прошла в Академии художеств Санкт-Петербурга, — это диалог двух мастеров начала XX века. Их связывали эпоха, этапы биографии, оригинальность, отношение к творчеству.

В данном обзоре хочу поделиться с теми, кто не смог посетить это знаковое для мира искусства мероприятие, адаптированным материалом из объемных текстов экспозиции и экспликаций, которые мы обычно за неимением времени, настроения, терпения и… из-за столпотворения не всегда читаем, или просто не можем в силу разных причин вдуматься в написанное. Также по обыкновению приложу фото тех работ, которые мне особенно понравились, оказались созвучны моему сердцу. Возможно, вы захотите узнать об этих удивительных творцах чуть больше и проникнетесь их талантом.

Итак, поехали. Постараюсь чередовать живопись и скульптуру, но вам сразу станет понятно, к кому из этих двоих творцов, я прикипела особенно:)

Николай Фешин родился в Казани, с девяти лет начал работать в мастерской отца, резчика иконостасов. Обучение его началось в Казанской художественной школе и продолжилось в петербургской Императорской Академии художеств в мастерской И.Е. Репина. От учителя ему передались «крепкий рисунок, энергичный пастозный мазок, свежесть впечатления, психологическая трактовка образа». 

Степан Эрьзя учился в Московском училище живописи, ваяния и зодчества, всегда мечтал стать именно скульптором. 

В 1900-1910-е годы оба мастера добиваются первых успехов, много выставляются. Соединив традиционное и народное начала, они сказали новое слово в искусстве. 

После Гражданской войны и революций оба творца так и не смогли приспособиться к новым реалиям жизни, творчество использовалось в целях пропаганды и речь уже не шла о свободе, скорее волнами накатывала меланхолия.

Фешин с семьей в 1923 году уезжает в США, где прожил до смерти и американцы считают его своим национальным живописцем, а Эрьзя тремя годами позже едет в Париж и еще через год отправляется в Аргентину. В отличие от Фешина, желание вернуться на родину никогда не покидало Степана Дмитриевича, но реализовалось оно только в 1950 году. 

Возвращение художников можно считать последним сближением в их биографиях. В разное время и разными способами, но оно произошло. Эрьзя последнюю часть жизни прожил в СССР, получал государственные награды и был успешен, Фешин же скончался в США, но завещал свой прах перевезти в родную страну и перезахоронить в Казани. Его дочь выполнила последнюю волю отца.

Сближает двух авторов главная тема искусства – человек в самых разных его проявлениях. Они затрагивали темы деревни и города, национального и всеобщего. Особенно надо отметить интерес к человеку как к носителю национальной культуры (марийцы, русские, индейцы, аргентинцы, мордовцы, парагвайцы и др) В XX веке много говорили об экзистенциальном, а что как не взгляд на человечество через конкретную личность питает глубокий и честный подход к этой проблематике? 

Творчество этих удивительных мастеров принадлежит разным государствам, но они сами подлинной его родиной считали Россию. Авторская манера обоих основана на синергии модерна, импрессионизма и экспрессионизма. Даже в технике живописец и скульптор сближаются: сочетание «гладкой» и «грубой» манер живописного письма и обработки дерева создают уникальную «ткань» их произведений. 

Различия, конечно, тоже есть и главное заключается в том, что работы Фешина американского периода не могут по энергии, смелости и силе сравниться с вещами, написанными в России. У Эрьзи же наоборот: в Аргентине он освоил новые материалы и средства выражения, поэтому период эмиграции стал более значимым и плодотворным. Творчество Фешина более жизнеутверждающее и оптимистичное, у Эрьзи часто мы слышим трагические и драматические ноты. Фешин предпочитает идти от частного к целому, создавая много эскизов для точной реализации замысла, Эрьзя наследует стиль Микеланджело, то есть прямую вырубку в твердом материале, точно сразу видит будущий образ внутри природной массы. 

Эта выставка уникальна тем, впервые предоставляет широкому зрителю возможность сопоставить творческое наследие двух мастеров и стать свидетелем возвращения и встречи двух художников, похожих и разных одновременно.

Проект – своеобразный музейный эксперимент, результат которого каждый может трактовать, исходя из своего внутреннего ощущения и впечатлений от увиденного. 

Выставку открывает единственный экспонат, представленный в копии (из-за невозможности демонтажа крупномасштабного объекта из постоянной экспозиции)

«Моисей» — одно из самых грандиозных произведений С.Д. Эрьзи, выполненное из альгарробо, крайне капризного и очень твердого материала, которое «не желает принимать руку человека». Из 3100 кусочков, скрепленных между собой собственноручно изготовленным клеем, автору удалось сотворить удивительно энергетически мощный образ пророка.

Эрьзя вставлял природные фрагменты в композицию (пряди бороды — это переплетение корней дерева). Мы видим Моисея насупленным, грозным, напряженным, упрямым, где-то сердитым, неизменно мудрым. Так как зрачки скульптором были едва намечены, мы получаем интересный эффект: меняя угол обзора, мы всегда видим не только направление взгляда, но и выражение глаз. Так автор добивается еще большей экспрессии.

Один американский миллионер предлагал Степану Дмитриевичу большую сумму за скульптуру «Моисея». Мастер ответил отказом: «Я человек одинокий, детей у меня нет. Скульптуры — мои дети. Ну кто же продает своих детей?»

«Взволнованный портрет-исповедь, портрет-итог, портрет-ностальгия, созданный 70-летним скульптором за три года до возвращения на родину», по которой он так тосковал. «Это портрет его души: старец изобразил себя страдающим юношей, который, запрокинув голову, смотрит вверх — в будущее, а может быть, и в Вечность… он делает на эмоциональной наполненности образа. В запрокинутом лице читается сложная гамма чувств: щемящие ноты мучительной тоски, страдания и отчаяния. Но сквозь все это пробивается надежда».

Второй излюбленный материал, с которым работал С. Эрьзя, — это кебрачо, тоже весьма прочный и разнообразный по цветовой гамме.

Особняком стоит работа «Монашенка», выполненная из кебрачо в роковом 1941 году. «Поверхность скульптуры безупречно отполирована, состоит из плавных закругленных линий, силуэт мягкий, без острых углов… способ обработки подчеркивает ценность и естественную красоту материала, а скульптура выглядит, как будто живая. Такой прием рождает образ женщины, отрешенной от мирской жизни, исполненной внутренней духовной глубины. Важную роль в создании законченного образа играют свет и тени: смотря на произведение под разными углами, зритель испытывает разные ощущения, открывает новые грани.

Прообразом для этой скульптуры стала реальная монахиня, Тереза из Лизьё. Прославилась она уже после смерти, благодаря своей книге «История одной души», основная мысль которой в том, что даже малыми делами, пожертвованиями можно придти к святости. «Любовь можно доказать поступками; а как я должна проявлять свою любовь? Я не могу совершить великих деяний. Единственный способ доказать мою любовь — это разбрасывать цветы, и эти цветы будут маленькими пожертвованиями, как и каждый мой взгляд, слово и все мои внешне непримечательные поступки, которые я буду совершать ради любви», — писала Тереза

Эрьзя первый среди мастеров русской пластики XX века создает оригинальную концепцию национального образа, обратившись к изображению малочисленных народов. Акцент делался при этом не на этнических деталях, но психологизме. Женщина у Эрьзи — символ вечности и неувядающей прелести. Мордовская женщина сильная, стойкая. В портрете перед нами хранительница народных традиций, обычаев предков.

Пожалуй, самая известная работа С.Д. Эрьзи — «Первый поцелуй». Это горельеф с профилями юноши (правый) и девушки (левый). Если честно, то я подумала ровно наоборот. Лица без яркой индивидуальности, разделенные невидимой осью симметрии, говорят об особом эмоциональном напряжении. Мы видим робость, трепетность. Как подчеркивается естественность летящих волос природной фактурой древесных волокон!

О следующей работе хочется рассказать особо. «Мы видим экспрессивность манеры исполнения и пластичность форм, ясно читающийся эмоциональный порыв матери, высоко поднявшей ребенка. При определенном освещении можно увидеть тень, которая напоминает фигуру с крыльями, будто мать и ребенок находятся под защитой ангела» (к сожалению, в музее такого определенного освещения не было)

О картине Н.И. Фешина «Капустница» следует сказать отдельно, потому что, по моему мнению, это одно их тех живописных полотен, которое ни одна из репродукций никогда не отразит достойно. Техника и манера мастера играют только в непосредственной близости от картины, и то… надо долго подбирать точку, с которой вся уникальность этой картины раскроется в полной мере.

По словам учеников Фешина, это было что-то «необычное и необычайное», «поражало все: темперамент, мощная техника, гармония капустного тона, аромат свежих капустных листьев, всюду стихийно громоздящиеся вилки среди пестроты одеяний баб…». Все столпи, не шевелясь, так как впечатление было сильным, ведь «это было настоящее, то, что никогда не забывается». И ведь это была дипломная работа Фешина, отличающаяся уже тогда «бархатистостью мазка и тончайшим сочетанием красок».

Еще пара национальных образов работы С.Д. Эрьзи

Работа 1936 года (к слову сказать, на выставке произведения художников расположены не в хронологическом порядке) «Отчаяние» произвела особое впечатление. Это небольшая скульптура приковывает внимание и оставляет безмолвствовать. Максимально точная и лаконичная этикетка у этой работы: «Выражение чувства отчаяния скульптор достигает лишь одной деталью — линией согнутой спины. Он показывает безнадежность, пригибая к земле маленькую хрупкую женскую фигурку».

В угнетенном состоянии человек сутулится, опускает голову, закрывает лицо руками, хочет принять позу, которая поможет ему если не исчезнуть, так уменьшиться до почти невидимого. Как точно здесь проигрывается мастером фраза «на ней лица нет».

Ну и завершить нашу виртуальную экскурсию хотела бы работой на мифологический сюжет о любви Зевса и Леды. Созданная из грецкого ореха композиция представляет идеальную форму, образованную сомкнувшимися фигурами женщины и лебедя. Отполированное обнаженное женское тело, отражающее свет, подчеркивает проработанное резцом тело лебедя. Эту мифологическую отсылку использовали в XX веке часто… Вспомним Анну Павлову, или известнейшую фотографию Энни Лейбовиц с изображением Леонардо Ди Каприо.

Уверена, кто-то не согласится с расставленными мною акцентами ввиду личного интереса к другим тематикам творчества этих двух мастеров, но охватить весь объем представленного материала просто не предоставляется возможным. Надеюсь, что мне хотя бы удалось пробудить интерес к этим двум важным фигурам в мире русского икусства.

P.S. Текст преимущественно взят и переработан мною из материалов выставки. Все фотографии сделаны также мною и публикуются впервые.

Представленные на экспозиции работы были привезены в Санкт-Петербург из Мордовского республиканского музея изобразительных искусств им. С.Д. Эрьзи, Башкирского государственного художественного музея им. М.В. Нестерова, Чувашского государственного художественного музея, Козьмодемьянского культурно-исторического музейного комплекса, Вятского художественного музея им. В.М. и А.М. Васнецовых и др. Ряд произведений являются частью коллекции Государственного Русского музея