С Максимом Петровым, артистом балета, а с 2014 года еще и очень успешным хореографом, мы поговорили еще в мае, когда в Мариинском театре прошёл блок его одноактных спектаклей «Байка», «Мавра», «Поцелуй феи». Разговор получился обстоятельным, долгим, поэтому мне очень жаль, что многое не вошло в данное интервью, но желание собеседника для меня — закон! Значит останется со мной. Некоторые вопросы мы актуализировали и Вам будет, уверена, интересно узнать от первого лица о недавнем дебюте Максима в Перми в качестве оперного режиссера.

Максим, хотела бы начать с поздравления, с присуждением Вам премии «Золотая маска». В связи с этим хочу спросить, является ли для Вас это показателем успешности, признания? Возможно, больше предложений стало поступать? Как Вы в принципе относитесь к наградам?

Спокойно. Награды – это очень приятно, не скрою, но кардинально во мне ничего не поменялось. Работа надо всеми запланированными проектами продолжается, а я остался таким же, каким был.

Это приятно слышать. Я познакомилась с Вашим творчеством давно, во время бенефиса трёх премьеров Мариинского театра (Данилы Корсунцева, Игоря Колба, Евгения Иванченко), когда Вы поставили «Дивертисмент короля» на Игоря Колба. Я помню, что совершенно была ошарашена, узнав, что русский хореограф мог поставить на нашей сцене нечто подобное: настолько это было свежо и модно. Потом уже случился в моей зрительсткой биографии «Павловск», «Русская увертюра», любиый 4-минутный «Keep», который совершенно по-новому открыл Василия Ткаченко. Насколько мне известно, И. Колб сам подошел и попросил поставить номер, а вот если молодой и не слишком известный артист балета попросит что-то сделать для него. Рассмотрите такое предложение, или Вы предпочитаете работать с состоявшимися артистами?

Мне очень интересен процесс и он не зависит от статуса заказчика. Когда мы заходим в зал и начинаем работать, передо мной оказывается человек и профессионал. Если мы с ним способны дать друг другу нечто новое, то почему нет? Тот же «Keep» родился именно благодаря Васе Ткаченко: в тот год я ничего не хотел ставить, а он несколько недель подходил и убеждал меня что-нибудь сочинить для него. Я поддался уговорам, и на репетициях возник эффективный обмен энергией, за что я очень благодарен ему.

Я знаю, что хореографы не любят кого-то выделять, но, возможно, есть сейчас для Вас кто-то из молодых артистов, кто обладает особым магнетизмом, талантом, техникой и Вам интересно было бы с ним поработать?

Когда я готовлю новый спектакль, сразу вижу, какой артист и в какой партии сможет проявить свои лучшие качества. Все индивидуальны, и я не люблю сравнивать — гораздо интереснее наблюдать эволюцию танцовщика, его изменение в процессе постановки. В искусстве мне близка не диктаторская позиция, а взаимный обмен между постановщиком и артистами. Мы можем учиться друг у друга, и мне очень важно разговаривать с артистами о том, что они чувствуют. 

Правильно я понимаю, что у Вас сначала рождается идея постановки, а потом в нее вписываются конкретные артисты?

Бывает, сначала рождается идея, потом к ней подбирается музыка, иногда первый импульс дает музыка. Дальше я начинаю думать, кому из артистов это подойдет. Важно понятие амплуа, оно еще сохраняется в крупных театрах. 

Не могу не зацепиться за слово «амплуа». Все чаще и чаще можно услышать, что исчезла эта ориентация на амплуа. Мы видим артистов, которые танцуют хореографию, которая им не подходит, создают образ, который не соотносится с их внешними данными. В конце апреля, например, много шума наделал дебют Кимина Кима в спектакле «Маргарита и Арман» Фредерика Аштона. 

Для меня амплуа — это технический арсенал артиста. Если тело танцовщика лучше работает в современной хореографии, или артист прекрасен в характерном танце, нужно давать ему импульс именно в этом направлении. Внешность – последний аспект, о котором я думаю. Когда в старом европейском репертуаре выступают артисты разных национальностей, это вызывает вопросы, но сегодня и век другой. Мы не можем законсервироваться, и в прежнем смысле система амплуа уже не будет работать никогда. Искусство должно отвечать реалиям сегодняшнего дня.

Теперь перейдем к Вашему творчеству и сразу хочу задать вопрос о «Русских тупиках» (прим. за балет «Русские тупики II» Максим Петров в 2021 году был награжден премией «Золотая маска»). В одном из интервью журналист охарактеризовал этот балет как «не только умный, но и как общедоступный». Не могли бы пояснить эту терминологию и рассказать, как может общедоступность сочетаться с интеллектуальностью? 

Это балет о событии, которое происходит нигде и везде. Отношения между людьми всегда были более-менее одинаковыми. Мы приезжаем в один город и видим людей на скамейке, приезжаем в другой – снова люди на скамейке. Везде и у всех одни и те же поведенческие паттерны. Наверное, поэтому «Русские тупики» назвали общедоступным. Не рассказывая ничего конкретного, мне хотелось создать объем и образы людей – отношения, которые создаются, разрушаются, повторяются.

Я убежден, что танец самодостаточен, он не обязан рассказывать конкретные истории, но может оперировать другими, порой необъяснимыми вещами, именно поэтому танец завораживает. Не очень люблю рассказывать про спектакли, их лучше всего смотреть. Когда зритель интерпретирует увиденное сам, в силу образованности и опыта, это честнее всего.

Максим, обобщая, есть ли для Вас понятие «мой зритель»? Ваш зритель кто?

Прежде всего я думаю о спектакле – что именно могу и хочу сказать. Дальше зритель разбирается с увиденным, да и с собой тоже. Мой зритель – это, конечно, современный зритель, который открыт новому. Вместе с ним и я должен смотреть по сторонам, реагировать на окружающую среду.

Хочу поговорить о Вашем стиле. Насколько я знаю, Вы еще в поиске своих путей. Наверное, все же, больше тяготеете к неоклассике, контемпорари, или я не права?

Мне важно сохранять язык классического танца — это моя ДНК, но также привносить что-то извне. Я стараюсь изучать новое, разбирать и собирать заново, включать элементы современного танца, уличного танца. Добавлять специи, придумывать новые рецепты, иначе скучно. 

Вы однажды сказали, что «в балете люди находят то, чего в жизни не могут» Что же человек может найти в балете такого, чего не найдет в других видах искусства?

В жизни нет ничего идеального, но балет к этому стремится. Это искусство очень строгое, но при этом абстрактное и условное. Оно не работает со словом, и на сцене мы видим то, чего нет в повседневности, что невозможно объяснить словами. Можно разобрать структуру музыкального произведения или хореографической композиции, но эффект от целого объяснить трудно. 

Одна из ваших последних работ, триптих «Байка», «Мавра», «Поцелуй феи» уже в своей основе имеет заложенный культурный код. Есть отсылки к Русским сезонам Сергея Дягилева, Брониславе Нижинской. Есть базис, на который можно опереться. Поделитесь своими ощущениями от работы над этой концепцией, когда есть некий бэкграунд, который и мешает, и помогает?

Здесь не было ни давления, ни помощи прошлого, потому что дягилевские постановки не сохранились. Героем вечера стал Игорь Стравинский, потому что в Мариинском театре отмечался его юбилей. «Мавра» написана на сюжет «Домика в Коломне» А.С. Пушкина. Мариинский театр как раз находится в районе Коломна, Игорь Федорович вырос напротив театра – для него это и есть домик в Коломне. Декорации «Мавры» – стена Литовского рынка, который стоял на месте Мариинского-2. В «Байке» появляется маленький театр с гостиной, где Стравинский что-то играет за роялем, а на крышке стоит бюст Чайковского, потому что вслед за «Маврой» идет «Поцелуй феи», а это уже посвящение Петру Ильичу. В спектакле было много мостов между временами и пространствами. При этом мы оставались в сегодняшнем дне: появлялась компьютерная игра и певцы, которые ее озвучивают.

Поделитесь, пожалуйста, своими впечатлениями от работы в опере. 

В прошлом сезоне с Дмитрием Волкостреловым мы выпустили оперу «Евгений Онегин» в Урал Опере: я был хореографом и режиссером по пластике, но это не отдельная от спектакля работа, не вставные танцы или «сцендвижение», на каждой репетиции я участвовал в общих обсуждениях. В балете и в опере моя задача одинакова – организовать тела в пространства и упорядочить самое пространство. В опере первичен голос, но это тоже телесный инструмент. Только что в Перми прошла премьера оперы «Норма», первый большой спектакль, где я выступил режисерром. Там вовсе нет танцев – наоборот, мы использовали экстремальную статику. Моей задачей было не мешать, а помогать певцам, чтобы каждый жест был удобным, точным и энергоемким.

Не хотела касаться вопроса Украины, в связи с чем многие артисты покинули Россию. Сделаю это вот, в каком ключе. Хочу спросить у Вас о патриотизме. Насколько важно творческому человеку ассоциировать себя с конкретным театром, конкретной площадкой, страной? Если есть возможность творить, работать, то надо ли вникать в политические и экономические процессы? Есть сейчас место патриотизму, или это тоже себя несколько изжило?

Нельзя не реагировать на то, что происходит вокруг, всегда требуется влиться в новый социум и услышать его. Я убедился в этом, когда ставил спектакли в Америке и Европе. Я очень люблю место, где родился и живу, но для меня нет различий между театрами и людьми. Каждый артист имеет право творить там, где ему хочется.

Максим, Вам важно работать в России и жить в России?

Свои корни отрезать невозможно. Что бы ни происходило, наша ДНК не меняется, и остается думать, каким образом в данную минуту продолжать заниматься культурой. 

Будем надеяться, что ее не «отменят».

Культуру нельзя отменить, ее не может не быть — это не просто искусство, а все, что мы делаем и о чем думаем.