Два вечера в Александринском театре Петербурга в рамках фестиваля «Золотая маска» показывали работы трёх гуру современной хореографии в исполнении труппы Музыкального театра им. К.С. Станиславского и Вл.И. Немировича-Данченко. Конечно, такие события люди, любящие балет, не пропускают и охотятся за билетами задолго до мероприятия.

Много хочется сказать об увиденном, потому что невольно подобные вечера заставляют задуматься и о прагматике сегодняшнего дня. Современная хореография — она не о воздушных нимфах в шопенках, не о мелодичном звучании оркестра и не о тяжеловесных декорациях. Она обнажает не только тела артистов, но и новые  смыслы. 

Когда руководителем балетной труппы МАМТ стал интеллигентный, утонченный французский интеллектуал Лоран Илер, театр, несомненно, получил своеобразный «культурный» аппарат ИВЛ, который дал новый кислород, зажег глаза танцовщиков. Илер показал, что есть в мире что-то иное, что есть работа других мышц и не «Лебединым» единым жив артист балета. Безусловно, москвичи сейчас – это лучшее, что есть на территории РФ по части интерпретации мировых шедевров современной хореографии на русской сцене. За это им и г-ну Илеру огромное спасибо!

Да, можно говорить, что есть сложности и огрехи: рассинхрон, очень разная комплекция и рост танцовщиц (лично мне это мешало), индивидуализм и где-то эгоцентризм артистов, каждый пока сам за себя и нет дыхания единого организма, но при всем при этом у этих ребят есть эта уникальная возможность пробовать себя и в классике, и в современности, бросить вызов собственному телу, рисковать. Им эту возможность подарили, не пожалели средств,  времени и сил, чего, к моему огромному сожалению, не делает руководство Мариинского театра. Возможно, многолетняя приставка «и.о.» мешает Ю. Фатееву с душой относиться к делу? От того, что ты будешь сидеть каждый вечер в ложе и просматривать в тысячный раз «Дон Кихота» или «Сильфиду», ничего не поменяется. Где премьеры? Где возобновления? Где современная хореография? Есть же уникальные педагоги-репетиторы, которые могут передать партии «из ног в ноги». Неужели не хочется, чтобы театр жил полноценной жизнью, чтобы артистам было интересно работать? А что видим мы? Мы видим преклонение перед иностранцами (где только про «эпохальное» возвращение Мэй Нагахисы не написали и какие только сюжеты про нее не сняли), преступное «введение» вчерашних выпускниц АРБ в репертуар театра, после чего они получают серьезнейшие травмы, а у многих рушится карьера, абсолютно бесчеловечную несправедливую иерархию, неспособность вовремя оплатить права на спектакли, вечные проблемы с афишей и далее по списку Если кто-то создаст открытое письмо о смене руководителя — первая подпишу. У артистов балета всего 15, и если повезет, то 20 «сочных» продуктивных лет, а они вынуждены покрываться плесенью под звук падающей штукатурки. Простите за крик души, вернемся к «Стасику», как его ласково называют балетоманы.

Насмотренный зритель неминуемо сравнивает свои впечатления, возможности трупп, и если ты видел, например, работу NDT, или хореографию Кристал Пайт в исполнении канадского балета, то уже автоматически определяешь, где та планка, к которой нужно стремиться. Пока не дотягиваем, но дорогу осилит идущий. Зато мы по части классического балета впереди планеты всей и вряд ли кто-то сможет тягаться с нашими в пальцевой технике и уровне драматического мастерства. Но очень-очень хочется пожелать, чтобы нашему Мариинскому тоже разнообразили «меню», иначе так и будет «могучая кучка» прим и премьеров, критиков и педагогов ходить на такие вот гастроли, подсматривать за другой жизнью в замочную скважину и мысленно утирать слезу. Среди зрителей можно было заметить Д. Вишнёву, Д. Павленко, А. Нуйкину, Г. Попова, Ю. Смекалова, Л.В. Ковалёву и некоторых других педагогов АРБ им. А.Я. Вагановой, В. Шклярова, «эйфмановцев»: самого Мэтра, М. Абашову, Н. Змиевец. Все грустно выходили из театра, понимая, что горизонт ожидания имеет обыкновение отдаляться.

Любые отзывы о современных постановках выглядят странно, так как слова не способны передать эстетику именно такой хореографии. Мне потребовалось время, чтобы начать хоть немного разобираться в этой теме и подружиться с ней. Еще какое-то количество лет назад я пополняла ряды тех, что говорит «Фу, это не балет, а где же сюжет? Где красивые декорации? Где сложность пируэтов, жете и кабриолей? И вообще, почему они все валяются по полу в трусах?» Прослушанный курс по современной хореографии, прочитанные книги, часы просмотренных записей перевернули мое сознание. Ну и что я имею вам сказать? Друзья, приходите смотреть танец модерн, контемпорари, любую современную постановку, отбросив стереотипы, будьте чистым листом и идите за своими ощущениями. Вы не найдете там фабулы, не снимите 20 слоев подтекстов, но в вас либо отзовется язык тел, либо нет. Современный танец – это такой человек-космополит, «бродяга» в хорошем смысле этого слова, который странствует по миру с рюкзаком и впитывает разные культуры. У него нет ничего, только его тело и большая любовь к миру и его принятие. Ему не нужны декорации, он может начать танцевать, где угодно и моментально прикует внимание к себе и своей пластике. Вот мы и видим пёструю географию смыслов от французского албанца Анжелена Прельжокажа, фламандского марокканца Сиди Ларби Шеркауи, израильтянина Охада Наарина, шведа Матса Эка, канадки Кристал Пайт, британца Уэйна Макгрегора, ну и, разумеется, от выходца из Бангладеш лондонца Акрама Хана, и милого моему сердцу чеха Йиржи Килиана. Работы двух последних и украсили вечер в Александринском театре наряду с «Autodance» израильтянки Шарон Эяль.

Честно скажу, Эяль для меня не состоялась из-за максимально дискомфортного сопровождения. Намеренно опускаю слово «музыкальное», так как на протяжении 30 минут был только ритм на тяжелых клубных частотах, который следует интерпретировать по задумке хореографа как биение человеческого сердца, но там зашит и военный конфликт, в котором Израиль живет уже долгие годы. Это биение напоминает звуки «прилётов», выстрелов, иногда правда наступают редкие минуты затишья. Когда тебе дискомфортно и в горле бьется бит, то и движения не особо радуют, хотя постановка совершенно «на износ» для артистов, которым нужно полчаса находиться на сцене в перманентном движении. Это адский труд и запредельная выносливость, ну и низкий поклон з.а. РФ Оксане Кардаш за невероятную филигранную работу! Глядя на нее, осознаешь, что вот он, универсиальный артист солдат. 

О двух своих любимчиках не могу умолчать. Начну с Йиржи Килиана. 

Каждый свой приезд в Прагу не попадала на спектакли в Národní Divadlo, а очень хотела увидеть хореографию на родине этого гения. Так хотела, что когда, благодаря друзьям из Карлова университета, мне днем открыли театр, чтобы посмотреть всё-всё и даже те закоулки, куда не ступает нога зрителя, я выбила на ковровой дорожке голеностопный сустав на радостях. Благо улетать надо было на следующий день и все дела были сделаны, но с самолета прямо в травму отправилась. Ну это так, лирическое отступление. К сожалению, до вчерашнего вечера я не видела постановки Килиана живьем, только записи. Конечно, в эти записи влюбилась, конечно, восхитилась. На сцене Александринского показали «Маленькую смерть», которую хореограф создал к 200-летию со дня смерти Моцарта для Зальцбургского фестиваля.

Когда слышала в антракте «шуршание» о том, что «Ха! Ну «Парк» Прельжокажа! Один в один», хотелось скромно напомнить: Йиржи Килиан создал свой, не побоюсь этого слова, шедевр в 1991 году, а Прельжокаж – в 1994. Делайте выводы. Представляю, какой это был прорыв почти 30 лет назад. Что такое «petite mort», думаю, всем понятно. Об этом, собственно, и балет, пронизанный эротизмом, манкими движениями, невероятным взаимодействием мужчины и женщины. Там есть всё: и страсть, и любовь, и отказ, и символизация предмета (шпаги – они же не совсем шпаги), и пластика рук, и мягкий свет телесности. Ты понимаешь, что хочешь чаще видеть такое простое и одновременно сложное единение, эту красоту человеческих тел. Дай Бог, чтобы этот спектакль не сходил со сцен мировых театров! Ну а «Парк», построенный на цитировании и «фишках» моего любимого чеха, обсуждать не будем.

Ну и пришли мы к Акраму «Свет» Хану.

Настоящее мое знакомство с этим самородком случилось в первые месяцы пандемии, когда я посмотрела прямую трансляцию из Royal Opera House балета «Жизель» с Тамарой Рохо. Вот тут-то и прошел ток по телу… даже через экран энергетика зашкаливала. Это тот случай, когда понимаешь: вот новое, вот ни на что не похоже действо, оно завораживает и не оставляет шанса быть равнодушным. Если есть время и возможность – найдите запись и посмотрите «Жизель». Бывает показывает Theatre HD

На нашем же вечере одноактников показали «KAASH» (в пер. с хинди «Если бы»). Хан объединил древнейшую религиозную телесную практику, индуистский храмовый танец катхак, уличный танец и современный балет… и все это под шаманские звуки национального интрумента и голоса.

Дмитрий Соболевский (спасибо «Большому балету», что я узнала о нем и о Ксении Шевцовой) в этой постановке центр и камертон. Финальный монолог с руками-птицами, пальцами-клювами, телом-землей – это что-то феерически прекрасное! Абсолютно медитативное действие оказывает на зрителя этот симбиоз культур, этот danse macabre, эта индивидуальная пластика тела самого Хана, который вдыхает ее и эти свои шаманские движения в тела разных трупп по всему миру. Вот и наши научились быть «беспозвоночными». И еще: эстетика трех цветов всегда начинает и выигрывает: черный-красный-белый – символическое триединство земли, крови и облаков, того, откуда мы пришли и куда уйдем, а между ними – любовь! Если вы способны к ней, то уже обрели спасение. Закончить свой длинный текст хотела бы словами простого парня из эмигрантских низов, пропахшего уличной пылью, черным перцем и карри, по-имени Акрам: «Для меня любовь – это искусство слушать, а слушать мы можем, только когда пропадает желание говорить. Ключевое слово – тишина. И еще для любви важно умение отпускать».