С молодым лауреатом престижных международных конкурсов в США и Франции, Польше и России, обладателем премии Правительства Санкт-Петербурга и премии Юрия Темирканова, а также специального приза Академии Фестиваля в Вербье, стипендиатом Фонда М. Ростроповича мы поговорили о важных для каждого человека вещах и о «пороге вхождения в культуру».

Арсений, вспомните, пожалуйста, свое первое сильное впечатление от музыки. Какое событие или человек повлияли на Вас так, что Вы решили связать свою жизнь с исполнительским искусством?

У меня родители не музыканты, сестра в детстве занимлась музыкой, но не профессионально. У нас стояло небольшое пианино, и уже с ранних лет я пробовал играть, нажимал на клавиши. Меня отдали в музыкальную школу, потому что я сам этого захотел. Наверное, переломным моментом для меня явился концерт Григория Соколова, мне тогда было лет 7-8. Пианист играл в Большом зале филармонии, по-моему, Шопена: прелюдии, мазурки, ноктюрны. Помню, что именно после этого концерта я остался под большим впечатлением и меня он сильно вдохновил. Я тогда понял, что в будущем тоже хотел бы вот так выходить на сцену, выступать и играть потрясающую музыку.

Вас нередко спрашивают про Ф. Шопена, что понятно, но Вы сами неоднократно подчеркивали , что играете музыку не только этого композитора. Извините, но не могу я упустить шанс и не спросить про Шопена в интересном мне разрезе. Когда-то я читала воспоминания о С. Рихтере и наткнулась на его любопытную мысль: «Шопена надо играть так, чтобы получилось нечто неожиданное; тогда будет хорошо».

Да, это интересная мысль

А что для вас Шопен? Какую эмоцию он рождает? Вы говорили как-то, что «в музыке Шопена сразу можно услышать и сострадание, и любовь, и какую-то трагедию».

Если говорить о чувствах, которые у меня вызывает музыка, то это действительно яркий и очень широкий спектр. Главное для меня в музыке Шопена — ее интимность. Когда я выхожу на сцену играть, то максимально погружаюсь в особый мир этого композитора. Я думаю, что Шопен из тех авторов, которые тебя полностью вовлекают, мне хочется наслаждаться этим миром звуков, не обращая внимания на зал, публику. Просто хочется остаться один на один с инструментом и  композитором, передать и сострадание, и любовь, и трагедию. В музыке Шопена есть все. Не так важно, кого ты исполняешь, надо просто отстраниться от внешних факторов, постараться слиться с роялем. В целом, когда начинаю разучивать новое произведение, я слушаю много различных записей, и это тоже меня очень вдохновляет. Я нахожу какие-то необычные, откликающиеся, интересные для меня фрагменты и мне всегда интересно заниматься таким исследованием. Я люблю переслушивать записи музыкантов, которых я ценю. Сейчас, к примеру, у меня период Михаила Плетнева, гениального пианиста, но это совсем не значит, что я хочу играть так, как он. Плетнев играет по-своему, по-особенному. Я понимаю, что я бы что-то сыграл по-другому, но в этом и ценность  исполнительства: вроде, один инструмент, но как по-разному можно трактовать произведение и чувствовать его.

А вы верите в магию места? Что вдохновение можно черпать, посещая родные места композиторов, играя на инструментах, им принадлежавшим? В некотором роде такие события могут даже дать новый виток карьере, как в случае с Д. Мацуевым и роялем С.В. Рахманинова? Где живет для Вас дух композитора?

У меня, к сожалению, не было возможности поиграть на рояле Рахманинова или Шопена. Было бы очень интересно провериить, есть ли действительно что-то магическое в этом. Во время своего выступления я могу представлять в воображении места, в которых был, погружаться в личные воспоминания. Это помогает. Мне кажется большим упущением, если музыкант не достаточно разносторонний, это ведет к нехватке образности в музыке. То, что я езжу по разным странам, знакомлюсь с живописью, культурой, получаю эмоции от общения с людьми, от различных увлечений, не связанных с музыкой – от спорта, например, — расширяет эмоциональную составляющую. Вот такие воспоминания мне помогают при исполнении Музыки. 

Есть ли разница, когда играешь для себя и для публики?

Да, безусловно, разница есть. Наедине с собой легче сосредоточиться, отключиться от внешнего мира . Игра для публики однако дает больше сил и вдохновения. Часто происходит так, что именно во время концерта я для себя самого делаю некие открытия в плане интерпретации произведения. На каждом концерте есть доля импровизации и мне интересно послушать себя со стороны, открыть что-то интересное и новое. Публика дает дополнительную энергию, которая очень помогает, и я получаю от нее большое удовольствие.

Мне всегда было интересно узнать мнение профессионального пианиста о критериях, по которым отличают хорошего исполнителя. Есть мнение, что техника – это та свобода, обретя которую, ты можешь задуматься об эмоционально-душевной составляющей. Так какой он, хороший для Вас пианист?

Я соглашусь, что техника – это некий фундамент, который позволяет обрести свободу и не думать о беглости пальцев. Если человек большую часть времени занятия на инструменте посвящает созданию этого фундамента, то мало времени остается на развитие эмоциональности. Что для меня хороший пианист? Знаете, когда человек, которого пусть и считают некоторые профессоры и эксперты не достаточно профессиональным и играющим не в стилистике композитора, выходит на сцену и меня увлекает, мне интересно его слушать – такой пианист для меня хороший! Я нередко замечаю, что бываю настолько вовлечен в исполнение, что не обращаю внимания на детали.

Есть ли у Вас устойчивые принципы формирования программ? Как долго Вы их «вынашиваете»?

Я стараюсь слушать много музыки, для себя открывать новых композиторов, новые произведения.  Чаще это происходит через записи, посещения концертов, бывает, что кто-то скидывает в общий чат – мы с близкими друзьями-пианистами, сделали чат, где мы делимся музыкой. Бывает произведение так вдохновит, что я сразу начинаю его учить. У меня нет определенной системы, она была раньше: всем же надо играть этюды, Баха, классические сонаты. Сейчас, когда этот багаж у меня присутствует, я стараюсь довериться интуиции. В музыке, как и любом другом искусстве, самое главное – вдохновение. Я стараюсь его найти и довериться ему.

Хотела бы сейчас сместить фокус нашего разговора на роль учителя, мастера и поговорить о человеке, который сыграл большую роль в Вашем становлении – А.М. Сандлере. Я очень хорошо помню концерт в КЗ Мариинского театра, посвященный Вашему педагогу, профессору Санкт-Петербургской консерватории. В нем принимали участие и Анастасия Соколова, и Эдуард Кипрский, и Мирослав Култышев. Надо сказать, что имена большинства учеников Сандлера на слуху, это очень сильные музыканты, которые по-своему состоялись в разных музыкальных областях. Скажите, пожалуйста, можно ли говорить о конкуренции? Если она есть среди учеников такого талантливого педагога, то как сделать так, чтобы она была здоровой?

Конкуренции нет и я объясню, почему. Александр Михайлович к каждому ученику находит свой подход и раскрывает индивидуальность каждого. Мы все разные, да и в музыке многое субъективно, поэтому конкурсы, к слову, вызывают много вопросов. Меня всегда приободряло наблюдение за другими студентами, посещение их концертов, ведь большинство были старше меня. Я ведь пошел в класс к Сандлеру еще и потому, что восхищался его уже состоявшимися учениками. Ещё будучи в начальной школе, я  ходил на концерты М. Култышева, А. Пироженко, и многих других его учеников .У  меня никогда не возникало мысли, что я должен  с кем-то соревноваться . Думаю, что и другие студенты чувствовали то же самое. Наш педагог не пытается сделать всех одинаковыми, хотя иногда, наблюдая за работой других профессоров, складывается ощущение, что они хотят сделать из учеников копию себя. Это не совсем хорошо.

Классу А.М. Сандлера приписывают особую «исполнительскую дикцию», высокую культуру игры на фортепиано. И это объединяет его учеников. Вы согласны?

Думаю, что да. Я очень ценю и уважаю Александра Михайловича за все, что он для меня сделал и продолжает делать. Во время пандемии у меня не было возможности заниматься с моим профессором из Америки, Сергеем Бабаяном, только онлайн уроки, но это ведь совсем не то, вы же понимаете, и Александр Михайлович занимался со мной, за что я очень ему благодарен.

Раз уж прозвучало имя Сергея Бабаяна, то давайте о нем теперь. Его называют американским пианистом, но все же не будем забывать про его армянские корни. Так или иначе он вобрал в себя опыт двух исполнительских школ: русской/советской и американской. На Ваш взгляд: есть ли разница между ними?

Конечно, Сандлер и Бабаян очень разные люди и потрясающие музыканты. На что-то взгляды их совпадают, в чем-то различаются. Мне всегда и в музыке, и в жизни, интересно посмотреть на вещи с разных сторон, услышать разные мнения. Конечно, я рад, что мне выпала возможность поехать в Америку и начать учиться у Сергея Бабаяна, тем более Даниил Трифонов, которого он фактически взрастил и превратил в того музыканта, которого мы видим сейчас, мой самый любимый исполнитель из молодого поколения пианистов. Конечно, мне было очень интересно позаниматься у того же педагога, у которого занимался Трифонов. Должен сказать, что мне не нравятся стереотипы и в жизни и в музыке, — русская фортепианная школа, американская… Это же не так. Есть определенные личности, такие как Вера Горностаева, Александр Сандлер — педагоги, имеющие разный взгляд на музыку. Так и школа Бабаяна — она  не русская и не американская, — это симбиоз опыта педагогов, у которых человек учился, а С. Бабаян учился и у Горностаевой, и у М. Плетнева. Я считаю, что нужно отходить от стереотипных суждений, я верю в индивидуальность и мне всегда было интересно участвовать в мастер-классах Д. Башкирова, Андраша Шиффа и других музыкантов . Я находил вещи, которые мне близки и которые меня формируют как личность, поэтому поучиться у нескольких профессоров крайне важно!

К вопросу об избавлении от стереотипов. В интервью журналист одного известного издания перед Вами поставил вопрос как раз о том, что пора отходить от общепринятого: оркестрантам перестать надевать одинаковую одежду, солистам снять фраки и бабочки, в общем — раскрасить черно-белый фон симфонического оркестра. Я люблю одно латинское изречение: «Храни порядок и порядок сохранит тебя». В связи с этим возникает мысль о том, что если и в культуре будет царить анархия, куда мы придем? Для Вас где живет свобода в классическом искусстве? Где она начинается и заканчивается?

Я придерживаюсь той точки зрения, что во всем должен быть баланс, золотая середина. То, во что одет артист, место, где он находится, второстепенно по-отдельности. Только все в совокупности дает атмосферу и нельзя ничего вычеркивать. Оркестр – это единый организм и, когда оркестранты выходят в одном стиле , мы сразу чувствуем атмосферу единства. Разные наряды ее нарушают. Мы все же с открытыми глазами сидим на концерте, поэтому визуальная составляющая важна, ведь внешний вид влияет на восприятие. Что касается меня лично: я выступаю в том, в чем мне комфортно. Если мне вдруг станет комфортно выйти на сцену в чем-то более экстравагантном, то я смогу себе это позволить, но только если это придаст мне больше вдохновения, свободы. Сейчас в этом потребности нет. Во всем должна чувствоваться мера.

Не могу не поговорить о всеобщей цифровизации, в которой мы живем, а поколение, рожденных в середине 2000-х уже в своих базовых настройках имеет клиповое мышление, быструю обработку информации и нежелание тратить время на долгие штудии. На последнем допандемийном Петербургском культурном форуме была панель «Культура 2.0», где известные представители искусства дискутировали о будущем. В принципе, главная идея такова: «Чтобы сделать культуру ближе к молодому поколению, надо ее цифровизировать». Вот и появляются онлайн проекты, диджитал оперы (например, опера Д. Отяковского «Глоссарий 2.0», где в главной роли – Гугл переводчик, а автор либретто – нейросеть), искусственный интеллект, пишущий музыку, компилирующий ее из фрагментов самых известных произведений, роботы, дирижирующие оркестром, компьютеры, выступающие в качестве актеров на сцене (например, спектакль «Hello Hi There» Э. Дорсен, где на сцене — два Макбука с чатботами, которые воспроизводят всемирно известные дебаты между М. Фуко и  Н. Хомски). Список примеров новшеств искусственного интеллекта можно продолжать. Что Вы вообще обо всем этом думаете?

Я, наверное, за развитие и синергию технологий с искусством. Проблема здесь в другом. Почему поколение 2000-х не посещает концерты классической музыки? Порог вхождения в классику, как и в любое другое искусство, высок. Так как сейчас много информации, возможностей, источников, подросткам сложно сделать выбор в пользу чего-то сложного, ведь для того, чтобы сделать выбор, им нужно понять, в чем смысл и есть ли он вообще. Если подростку сказать «Надо послушать!» — он же не захочет.

А что делать?

В школах, университетах проводить лекции, прилашать людей одного поколения с подростками, чтобы они на доступном языке объяснили, зачем то или это им в жизни нужно. Не секрет, что прослушивание сложной музыки развивает воображение, да и в целом личность. Вот уже две конкретные вещи, которые могут показаться интересными. Цифровые технологии возбуждают любопытство, необычные концерты, такие как в Большом просвете Эрмитажа, например, тоже вносят свой вклад. Многие, может, в театр не пошли бы, а в музей, на другие площадки — да. Так — они и на концерте и в музее побывают. Это необычно и может подкупить. А дальше — если музыка волнует, вызывает положительные эмоции, то наверняка этот факт отложится в памяти и человек поймет, что в этом что-то есть и надо послушать повнимательнее. Сложный разговор, конечно. С одной стороны, это проблема, а с другой – мир эволюционировал таким образом и это неизбежно.

Классическая музыка никогда не одержит верх над популярной. Зона элитарности останется довольно четко очерченной.

Рэп, поп – это же фаст фуд для ушей. Раньше не было этого, да. И очевидно, что такая музыка для масс. Ее слушают многие, она нравится многим  и искусству становится сложно, оно ведь требует большей вовлеченности. Поп музыка — для развлечения, классический концерт — для внутреннего познания себя и развития. Многие люди этого не понимают. Если мы во главу угла ставим развлечение, то, конечно, поп музыка выходит на первое место, а если мы хотим открыть новые грани своего восприятия ,своей личности, то надо переосмыслять свое отношение и начать интересоваться.

А сами Вы какие театры, концерты, мероприятия посещаете?

Разумеется, я хожу на многие фортепианные концерты, очень люблю скрипку. Часто слушаю симфоническую музыку. Но недавно заново открыл для себя драматический театр. Наверное, ошибкой, было водить меня ребенком на спектакли, когда я еще толком ничего не мог осознать. Я теперь понимаю, что из-за того, что в детстве у меня сложилось впечатление, что драмтеатр — это что-то непонятное и ненужное, я долгое время и не посещал его. Недавно был в МДТ на «Братьях Карамазовых», внимательно наблюдал за игрой каждого актера, погрузился в атмосферу и понял, что большинство молодых людей, если им не объяснить, что это может быть интересным, сами никогда не поймут и не пойдут  в театр.. Есть шанс увеличить интерес к искусству, но нужно менять образовательный дискурс. Лекции, беседы, современная подача, использование различных ходов. Ведь можно сравнить симфонию, например, с электронной музыкой. Если все прокомментировать интересно, то подростков можно зацепить. Нужно всегда находить общие точки соприкосновения.

Многие родители творческих детей жертвуют своей карьерой в угоду успешного будущего ребенка. Какова роль Ваших родителей в Вашем становлении?

Роль родителей огромна. Моя мама была связана с музыкой, танцевала в ансамбле народно-характерные танцы и всегда любила искусство. Мы часто ходили на выставки, концерты. И мама и папа являются также поклонниками классической музыки. Я вырос среди пластинок, отчасти поэтому и развился интерес к Музыке. Люди советского времени, надо сказать, более близки к классике. Родители поддерживали мое желание стать музыкантом, искали фестивали, конкурсы, возили меня туда. Понимали, насколько это важно и за это им большое спасибо. Любому ребенку надо дать попробовать разные вещи, понять, что его интересует больше и начать его поддерживать. Но бывает, что  дети реализовывают амбиции родителей и теряют время. Как бы то ни было, я считаю, что минимальное музыкальное образование – это большой шаг в развитии ребенка и его способностей: память, внимание, аналитические способности. Это воспитывает слушателя. Хорошо, если он полюбит слушать музыку. Ему это поможет, даже если дальше он музыкой заниматься не будет. Это и отличает нас от животных. Человек развивается, и если вспомним пирамиду Маслоу – на вершине ее идут духовные потребности, а искусство и есть духовная  потребность, оно раскрывает человеческий потенциал. Это крайне важно, но не все это понимают.

Я благодарна Вам за интервью. Хотела бы в заключение попросить сказать пару слов студентам СПбГУ, да и в целом, молодым людям Вашего поколения, которые, возможно, запутались и не понимают, какую цель перед собой поставить, чтобы к ней идти.

Я бы пожелал больше прислушиваться к себе и пока есть время пробовать разное, пусть и на первый взгляд кажущееся бессмысленным, например, слушать классику. Не бояться изучать, пробовать, вовлекать себя в разные сферы. Это изучение непонятного  и сложного нас и развивает.

Выражаю большую признательность Арсению Муну за вдумчивую и интересную беседу. Я очень горда, что этот эрудированный, талантливый, трудолюбивый, интеллигентный, чуткий молодой человек являет собой тот образец культуры, как внутренней, так и внешней, за сохранение которого можно многое отдать.